Серое пламя рвануло во все стороны, отшвыривая меня от врага, и он стремительно вскочил на ноги. Меж нами было добрых десять метров, и на этот раз рыцарь смерти не спешил срываться в стремительный, всесокрушающий натиск. Последний обмен ударами заставил могучую, искусную в мастерстве боя нежить ощутить то, что зачастую недоступно большинству полагающих себя сильными и опытными боевыми магами разумных — ту тонкую материю, соприкосновение аур, эфира, эмоций, мыслей, магии и даже самих душ материю, что царит меж двумя искусными воинами в момент их поединка. Только истинно лучшие, истинно достойнейшие и талантливейшие, отдавшие искусству боя всего себя воители способны ощущать подобное. Миг, когда два врага осознают и понимают друг друга лучше, тоньше и глубже, чем близкие товарищи и друзья, глубже и сильнее, чем возлюбленные, чем родители и дети — ибо оба они поставили на карту всех себя, встретив достойного врага. И эта незримая субстанция меж ними в единый, кратчайший миг способна сказать им больше любых слов и многочасовых объяснений.
Не знаю, что легло в основание этого могучего рыцаря смерти. Не ведаю, что за великий талант фехтования был у одной из основных жертв, принесенных ради его создания — но это был воистину гений. И затем, после своего создания, этот гений в искусстве двуручного меча годами, а возможно веками оттачивался, достигая своих нынешних высот — и потому я сейчас стоял перед величайшим своим противником в этом мире. Перед тем, схватка с кем могла помочь мне шагнуть выше пределов своего мастерства, с тем, кто, не будь он моим врагом, был бы мне лучшим другом — но судьба-злодейка распорядилась иначе.
Не знаю, кто ты, враг мой. Но по твоей смерти я буду искренне скорбеть…
Рыцарь смерти, порождение Магии Смерти, чей разум должен был искать в своей жизни лишь двух вещей — исполнения воли своих хозяев и способов утолить вечно терзающий его голод кровью живых, удивил меня. Прежде, чем мы продолжили, он коротко, отрывисто кивнул мне, и по возникшей меж нами связи я ощутил — это признание равного равному. Дань уважения врагу, которого ты искренне признаешь достойным…
Мы медленно, неспешно шагнули навстречу друг другу, готовясь в последней схватке выяснить, кто всё же сильнее. Моё копьё вспыхнуло, воспламеняясь на всём участке длинного, листовидного лезвия, серое пламя объяло рунный меч — и мы вновь сошлись, с треском и грохотом. Ещё быстрее, ещё яростнее, отдаваясь схватке целиком и полностью — и затрещало, взвыло вокруг нас самое пространство, по которому побежали черные трещины разрывов не выдерживающей нашей битвы материи. Рыцарь смерти словно изменился, словно бы вспомнил что-то из далеких глубин своего прошлого, переминился, стал совсем иным — этот бой, вышедший далеко за грань наших обычных возможностей, послужил катализатором к саморазвитию и переменам не только для меня. Невольно, возвращая свою самость, своё Истинное Я в образе Пепла, я передал частичку выходящей за все грани доступного и допустимого для смертных бытия Великих Магов по установившемуся меж нам соприкосновению душ и аур и своему оппоненту — и даже этих крох хватило, что бы и без того могучее творение Магии Смерти изменилось, став сильнее и совершеннее. Что ж, я не жалуюсь — лишь благодаря этой битве на грани своих возможностей я сейчас рос и становился сильнее…
Копьё и Меч сталкивались, рождая чудовищное эхо, наши фигуры метались далеко за пределами различимых невооруженным взглядом скоростей — и так продолжалось больше трёх минут. Совсем короткий срок для обычного смертного, и необъятная, наполненная десятками тысяч микрособытий, столкновений, боевых хитростей, различных чар и уловок вечность для нас двоих. Я побеждал, я постепенно теснил своего врага — с каждым мигом я становился всё сильнее и лучше. И если бы рыцарь оставался тем, прежним моим противником, то я бы уже давно победил — но в течении нашего боя он тоже прогрессировал. Не так быстро, не столь мощно, как я — но достаточно для того, что бы секунду за секундой оттягивать миг своего поражения, заставляя меня биться за пределами своих возможностей — ведь стоило дать слабину хоть на миг, и эта призрачная почти победа могла обернуться поражением и смертью…
Конец в нашем противостоянии наступил неожиданно. В очередной раз столкнувшиеся и разошедшиеся Меч и Копьё начали набирать разгон для нового столкновения — но тут на гиганта рухнула белая, пылающая мощью сеть из чистого Света. А затем я ощутил могучие чары Святой Магии пополам с атакующими заклятиями десятка Старших Магистров и одного, до боли знакомого Архимага — мой противник, глядящий на меня взглядом загнанного, поверженного зверя сейчас должен был погибнуть… Погибнуть, так и не проиграв!
— Нет! — взревел я, взмахом копья порождая могущественный, напоённый до предела маной и моей жизненной силой разряд Фиолетовых молний, что смели все чары моих соратников — и священников, и чародеев. — Нет, сучьи дети! Это мой бой, вашу мать! Это должна была быть моя победа! Сукины дети, да я вас всех к херам собачьим перебью сейчас!!!
Черное, безумное бешенство охватило меня. Багровая пелена застила глаза, ярость расплавленным оловом текла по моим жилам, и лишь сверхусилием воли я остановил своё вспыхнувшее, подобно солнцу, копьё, готовое обрушить могучие, истребительные чары на моих изумленно отшатнувшихся товарищей. Никогда в моей жизни мне не приходилось прикладывать таких усилий, что бы взять себя под контроль — и видят боги, если бы хоть одна тварь сейчас осмелилась мне слово поперек сказать, я перебил бы их всех. И лишь осознание того, что им недоступно понимание всей важности лично для меня кипевшего меж мной и нежитью поединка, сумело удержать меня от чудовищного по отношению к моим товарищам преступления.
— Ты! — взревел я, глядя на израненного ударами моих товарищей рыцаря смерти. — Так просто я тебя не отпущу. Ты будешь моим!
И, не обращая на изумленные взгляды и шепотки окружающих, решительно отшвырнул латную рукавицу с левой руки, активируя Красную Молнию и перерезая свои вены…
Глава 4
Кровь хлынула щедрым, густым потоком. Формулы сами собой выстраивались в разуме, восприятие, усиленное заклятиями Познания, проникло в самую суть лежащего передо мной рыцаря смерти, показывая мне все переплетения магии, которыми было опутано что-то вроде его центрального ядра — места, в котором была сосредоточена сама сущность плененного врага. Да, всё-таки плененного — раз уж честной схватки не вышло, и он теперь был не способен оказать мне сопротивление, я всё же набросил на него сковывающие чары. Рыцарь смерти, израненный и истощенный, оказался не в силах их сбросить, а потому просто рухнул на землю, дожидаясь своей участи.
Там, где сходились все эти потоки маны, нити заклятий и колдовских энергий, находилось место, в котором содержалась сама личность моего пленника. Спаянная из многочисленных ритуалов клетка, удерживающая в себе могущественную душу, что служила основой рыцаря смерти, она не только не позволяла ей отойти в мир иной, но и сковывала свободу, вынуждая служить тем, кто сотворил с ним такое.
Много чего ещё там было нагромождено, много наплетено, очень часто различные блоки чар и нити заклятий дублировались, дабы точно удержать могучее существо под контролем некромантов… Но на всё это я взглянул лишь мельком. Значение имело лишь состояние души, которая была заключена в рыцаре. Ведь у большинства рыцарей смерти она, как правило, весьма ослаблена и ограничена, неспособна выдержать задуманного мной… Но рыцарь смерти подобной мощи мог бы оказаться исключением — во всяком случае, я на это очень надеялся. И оказался прав…
Перед моим внутренним взором сиял тусклым, серым светом небольшой шарик, с грецкий орех размером. Опутанный со всех сторон заклятиями-оковами, заключенный в темницу могущественных чар и вдобавок ещё и поврежденный — из шарика медленным, неспешным ручейком истекала Сила. Не мана и даже не чужая прана, которой и питается обычная нежить, поддерживая своё существование… Нет, это было нечто другое — сама Сила Души, так сказать, духовность, та энергия, что позволяет душам находиться в этом мире. И её невозможно было восполнить теми методами, что были доступны этой нежити — рыцарь смерти всё же не Архилич, настолько хорошо магией Смерти это существо не владело. В отличии от последних, рыцарь смерти был ограничен лишь боевыми и некоторыми защитными чарами…